Неточные совпадения
Родился ли ты уж так
медведем, или омедведила тебя захолустная
жизнь, хлебные посевы, возня с мужиками, и ты чрез них сделался то, что называют человек-кулак?
Но тяжелая туша Бердникова явилась в игре Самгина
медведем сказки о том, как маленькие зверки поселились для дружеской
жизни в черепе лошади, но пришел
медведь, спросил — кто там, в черепе, живет? — и, когда зверки назвали себя, он сказал: «А я всех вас давишь», сел на череп и раздавил его вместе с жителями.
— Как вам сказать: и верю и не верю… Пустяки в нашей
жизни играют слишком большую роль, и против них иногда мы решительно бессильны. Они опутывают нас по рукам и по ногам, приносят массу самых тяжелых огорчений и служат неиссякаемым источником других пустяков и мелочей. Вы сравните: самый страшный враг — тот, который подавляет нас не единичной силой, а количеством. В тайге охотник бьет
медведей десятками, — и часто делается жертвой комаров. Я не отстаиваю моей мысли, я только высказываю мое личное мнение.
Один раз они задумали связать
медведя так, ради забавы, и чуть за это не поплатились
жизнью.
Вчера Полозову все представлялась натуральная мысль: «я постарше тебя и поопытней, да и нет никого на свете умнее меня; а тебя, молокосос и голыш, мне и подавно не приходится слушать, когда я своим умом нажил 2 миллиона (точно, в сущности, было только 2, а не 4) — наживи — ка ты, тогда и говори», а теперь он думал: — «экой
медведь, как поворотил; умеет ломать», и чем дальше говорил он с Кирсановым, тем живее рисовалась ему, в прибавок к
медведю, другая картина, старое забытое воспоминание из гусарской
жизни: берейтор Захарченко сидит на «Громобое» (тогда еще были в ходу у барышень, а от них отчасти и между господами кавалерами, военными и статскими, баллады Жуковского), и «Громобой» хорошо вытанцовывает под Захарченкой, только губы у «Громобоя» сильно порваны, в кровь.
Цыгане эти таскались до Тобольска и Ирбита, продолжая с незапамятных времен свою вольную бродячую
жизнь, с вечным ученым
медведем и ничему не ученными детьми, с коновалами, гаданьем и мелким воровством.
Разнообразилась
жизнь только несчастиями: то солдата уносило на сеноплавке в море, то задирал его
медведь, то заносило снегом, нападали беглые, подкрадывалась цинга…
Рассказывали, например, про декабриста Л—на, что он всю
жизнь нарочно искал опасности, упивался ощущением ее, обратил его в потребность своей природы; в молодости выходил на дуэль ни за что; в Сибири с одним ножом ходил на
медведя, любил встречаться в сибирских лесах с беглыми каторжниками, которые, замечу мимоходом, страшнее
медведя.
— Были леса по дороге, да, это — было! Встречались вепри,
медведи, рыси и страшные быки, с головой, опущенной к земле, и дважды смотрели на меня барсы, глазами, как твои. Но ведь каждый зверь имеет сердце, я говорила с ними, как с тобой, они верили, что я — Мать, и уходили, вздыхая, — им было жалко меня! Разве ты не знаешь, что звери тоже любят детей и умеют бороться за
жизнь и свободу их не хуже, чем люди?
Росту большого, глаза черные, и душа у него темная из глаз глядела, потому что всю
жизнь этот человек в лесу один жил:
медведь ему, люди говорили, все равно, что брат, а волк — племянник.
Он вломился в разгульную
жизнь фабричных девиц, как
медведь на пасеку. Вначале эта
жизнь, превышая всё, что он слышал о ней, поразила его задорной наготою слов и чувств; всё в ней было развязано, показывалось с вызывающим бесстыдством, об этом бесстыдстве пели и плакали песни, Зинаида и подруги её называли его — любовь, и было в нем что-то острое, горьковатое, опьяняющее сильнее вина.
Сын. Понимаю, а вы сами поймете ли меня? Всякий галантом, а особливо кто был во Франции, не может парировать, чтоб он в
жизнь свою не имел никогда дела с таким человеком, как вы; следовательно, не может парировать и о том, чтоб он никогда бит не был. А вы, ежели вы зайдете в лес и удастся вам наскочить на
медведя, то он с вами так же поступит, как вы меня трактовать хотите.
Жить такою привольною
жизнью могли не все
медведи, а только некоторые, особенно умные и кроткие, и то не во всю их
жизнь, а пока они не начинали обнаруживать своих зверских, неудобных в общежитии наклонностей то есть пока они вели себя смирно и не трогали ни кур, ни гусей, ни телят, ни человека.
Кроме этих внешних достоинств, он любил меня украшать и внутренними, нравственными качествами; так, например, припишет мне храбрость неимоверную в рассказе такого рода, что раз будто бы мы ехали с ним ночью и встретили
медведя, и он, испугавшись, сказал: «Барин, я пущу лошадей», а я ему на это сказал: «Подержи немного, жалко медвежьей шкуры», и убил
медведя из пистолета, тогда как я в
жизнь свою воробья не застреливал.
Вот вы, Сергей Васильич, братец теперь ихней, может, не поговорите ли им, да не посоветуете ли: теперь, через эту ихнюю самую доброту, так у нас вотчина распущена, что хошь махни рукой: баба какая придет, притворится хилой да хворой: «Ай, батюшко, родиминькой, уволь от заделья!..» — «Ступай, матушка, будь слободна на всю
жизнь…», — того не знаючи, что вон и
медведи представляют в шутку, как оне на заделье идут, а с заделья бегут.
— Да, а все ж
медведь из лесу не пойдет. Полюбил я эту
жизнь, — продолжал Василий Петрович.
Борьба рождает гордость. Воевать
С людскими предрассудками труднее,
Чем тигров и
медведей поражать,
Иль со штыком на вражьей батарее
За белый крестик
жизнью рисковать…
Клянусь, иметь великий надо гений,
Чтоб разом сбросить цепь предубеждений,
Как сбросил бы я платье, если б вдруг
Из севера всевышний сделал юг.
Но ныне нас противное пугает:
Неаполь мерзнет, а Нева не тает.
— Да уж
медведь степенный зверь, он ни в
жизнь не обманет.
А всего
медведей сто, коль не больше, повалил князь Алексей Юрьич в приволжских краях, и все ножом да рогатиной. Не раз и мишка топтал его. Раз бедро чуть не выел совсем, в другой, подобрав под себя, так зачал ломать, что князь закричал неблагим матом, и как
медведя порешили, так князя чуть живого подняли и до саней на шубе несли. Шесть недель хворал, думали,
жизнь покончит, но бог помиловал.
— Я не очень, а ты б послушала, какого мнения о ней наш старший брат Лука! Он говорит, что «провел с ней самое счастливейшее лето в своей
жизни». А ведь ему скоро пойдет восьмой десяток. И в самом деле, каких она там у него в прошлом году чудес наделала! Мужик у него есть Симка,
медведей все обходил. Человек сорока восьми лет, и ишиасом заболел. Распотел и посидел на промерзлом камне — вот и ишиас… болезнь седалищного нерва… Понимаете, приходится в каком месте?
— Вестимо так, только не даром присловье молвится: «на Бога надейся, а сам не плошай». Я вот всю
жизнь на ходу, а силы-то достаточно,
медведя и того не побоюсь, померяюсь…
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или
медведя на полу между мебелью и условиями людской
жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как-нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из-под потолка под небо.